Фото: Денисов Роман/ТАСС

Вот и 30 лет ГКЧП.

Внимательно читал все материалы к годовщине. Высказались и сторонники, и противники. Все назвали свои причины и последствия. Восхвалили единомышленников и прокляли оппонентов. Проиграли все сценарии, что было бы, если бы…

Но прошло 30 лет, и теперь актуален вопрос не столько о том, кто победил, сколько о том, что тогда чему противостояло и что в конце концов победило. Что победило тогда и что победило теперь — на нынешнем, надеюсь, все же еще не окончательном для России, а промежуточном этапе.

Первое. Сегодня, спустя 30 лет и оборачиваясь на пройденный путь, сравнительно молодые ведущие передач с искренним недоумением спрашивают участников тогдашних событий, почему же народ тогда не поддержал ГКЧП? Или и более того: почему народ не воспротивился антинародным реформам?

Но ответ на поверхности. Про будущие антинародные «реформы» тогда еще никто не мог ничего знать. Как антинародную скорее воспринимали всю проводившуюся тогда этими же еще советскими властями социально-экономическую политику, включая павловскую (премьер Павлов — был среди гэкачепистов) денежную реформу. А среди фигур, сплотившихся в ГКЧП (в отличие от нынешнего режима, который не случайно политологами иногда определяется как «пиарократия») не оказалось ни одного человека, который по каким-либо причинам был бы популярен в народе. Но, коль скоро от жесткой партийной диктатуры тогда уже, вроде как, отошли, коль скоро уже апеллировали к народу и провозгласили, что народ вправе что-то решать, как можно было рассчитывать на поддержку людьми столь безликого или даже негативного с точки зрения общественного восприятия «советского руководства»?

Да, там, где привыкли слепо и покорно присягать любому руководству и, шире, любой силе, там ГКЧП немедленно присягнули. Но там, где оказался хоть на какое-то время разбужен народ, именно этот народ и воспротивился.

Второе. К сожалению или к счастью — это уж для кого как, ГКЧП не предложил людям ничего из того, что могло бы их вдохновить, в чем они могли увидеть какую-то новую перспективу, свой кровный жизненный интерес, а призыв просто обратно назад ни малейшего энтузиазма в этот момент вызвать не мог.

Сотни тысяч человек, выступивших против ГКЧП, боролись против того, что им представлялось неприемлемым — возврат к диктатуре одной партии, с соответствующим вытекающим из этого в их представлениях разложением и загниванием, против экономической отсталости (как минимум на уровне бытовой жизни — того, что люди видели и могли оценить) и несправедливости так называемой «дефицитной экономики». Помните знаменитое райкинское утрированное возмущение: «Товаровед — как простой инженер»…

Третье. Абсолютное большинство из тех сотен тысяч человек, кто выходил в период с 19 по 21 августа 1991 года на митинги протеста против ГКЧП, а затем и на митинги победы над ГКЧП, вовсе не выступали за разрушение СССР — исторической Российской империи.

Вообще важно разделять вопросы о политическом режиме и о единстве страны. Например, кадровая политика, определяющая дееспособность власти, — вопрос не размеров страны, а прежде всего характера политического режима, в том числе механизмов политической конкуренции, которая в тех или иных формах есть всегда, даже при самых на внешний взгляд монолитных и сплоченных режимах.

Путчисты могли и искренне полагать, что занимаются спасением именно единства страны, но в представлении большинства тех, кто им противостоял, они спасали не страну, а прежний политический режим и, соответственно, свое монопольное место в нем. Политический режим, в котором монопольно и несменяемо продолжала бы править одна партия, представлялся тогда большинству политически активных граждан совершенным анахронизмом.

Кстати, важно отметить, что примера Китая, сохранившего однопартийную политическую систему, но на основе жестко регулируемой в интересах страны рыночной экономики достигшего невиданного уровня экономического и социального развития, тогда перед глазами еще не было.

Стоит заметить, что и среди сторонников левой идеи, и среди их, вроде как, антиподов — монархистов есть множество людей, искренне считающих, что демократия вообще была и есть противопоказана СССР — исторической Российской империи. Просто потому, что для одних — император, для других — коммунистическая партия в конечном счете и являлись главным скрепляющим фактором, без которого страну как единую в принципе удержать невозможно.

Что ж, так это или не так, вопрос остается дискуссионным — повернуть историю вспять и перепроверить разные варианты мы не можем. Но важно подчеркнуть: сохраняют свою государственность, как минимум, на какой-то еще длительный период, не те, кто упорствует в формах госуправления, ставших тормозом для развития, но те, кто ищет адекватные времени, зачастую компромиссные между старым и новым формы государственного управления. Например, те монархии, что своевременно пошли на продуманные компромиссы и постепенно преобразовались в символы государственности над фактически парламентскими механизмами правления, сохранились как важные символические государственные институты во многих вполне успешных европейских странах.

Соответственно, приведу пример и очередной нашей исторической развилки, после которой история могла пойти и иначе. Горбачев в свое время провозгласил, что «КПСС должна уйти от управления государством». Автор же этой статьи, баллотируясь в 1990 году на 28 съезд КПСС, причем в том же партийном округе, от которого к тому времени уже год был депутатом Съезда народных депутатов СССР, декларировал противоположное: устраняться от управления государством ни в коем случае нельзя. Приводил даже такой простой пример: неважно, как летчики оказались у штурвала самолета, но никто более вести самолет все равно не умеет. Так если в стране вводится многопартийность и политическая конкуренция, КПСС должна не самоустраниться, а, напротив, разделиться внутри себя на фактически уже имеющиеся два лагеря (условно, более консервативный и более реформаторский), две конкурирующие партии, и затем бороться за поддержку избирателей — проводить социально-экономический курс, поддержанный большинством граждан.

И не просто я, как известный человек, но, надеюсь, и эта идея были тогда поддержаны более чем 70 процентами голосовавших рядовых членов КПСС в моем партийном округе. Но большинство делегатов этого последнего Съезда КПСС, к сожалению, оказались выбраны по более привычному тогда (и вновь более типичному теперь для выборов всех уровней) административно-командному имитационному принципу и, соответственно, слушали исключительно указания «сверху».

Шанс разделить КПСС на две конкурирующие партии и тем заменить одну прежнюю «скрепу» в лице КПСС скрепляющим механизмом пронизывающих всю государственность конкурирующих всесоюзных политических партий был упущен тогда, за год до неудавшегося путча, после своего поражения фактически приведшего к разбеганию республик из СССР. Результат: на момент окончательного разрушения СССР в стране просто не оказалось ни одной реальной и пользующейся хоть какой-то поддержкой масс единой общесоюзной политической партии…

Четвертое. В целом мне представляется совершенно неверным оценивать произошедшее летом 1991 года как «ельцинский переворот», «переворот, совершенный демократами» (с явно негативной коннотацией понятия «демократ») или «антисоветский переворот», как до сих пор, к сожалению, иногда трактуют эти события сторонники сохранения прежней однопартийной системы. В отличие от того, что сделали тот же Ельцин и его команда два года спустя — в сентябре-октябре 1993-го.

Да, допустим, переворот в каких-то случаях могут организовывать и вполне искренние и благонамеренные люди — с целью спасения страны, в том числе избавления ее от недостойного правителя (как достойного правителя тогдашнего президента СССР, согласимся, сегодня не оценивает ни одна сторона). Но передергивать факты недостойно (равно как недостойно и противоположной стороне передергивать факты событий осени 1993-го года, представляя их как якобы подавленный законной властью «прокоммунистический путч Верховного Совета»).

19−21 августа 1991 года была осуществлена неудавшаяся попытка переворота с силовым отстранением действовавшего президента СССР, натолкнувшаяся на сопротивление, внимание, не какой-то отдельной ельцинской антисоветской команды (ни вооруженных сил, ни танков у Ельцина тогда не было), но сопротивление именно народных масс, причем стремительно и чрезвычайно эффективно на этом этапе самоорганизовавшихся.

Правы ли были эти массы в своих представлениях и действиях или нет — это вполне может быть вопросом дискуссионным. Но фактом является то, что была попытка вооруженного переворота, и эта попытка натолкнулась на сопротивление народа.

Что же касается «антисоветского», то, если не разбрасываться ярлыками, потерявшими истинный смысл слов, а вдуматься в суть понятия «советский», то парадокс: именно горбачевская попытка восстановить советскую власть (в отличие от диктатуры одной партии), именно попытка восстановить власть подлинно избираемых народом съездов и советов и привела к кризису государственности в СССР. Попытка не во всем последовательная, противоречивая, с явным и недвусмысленным стремлением использовать съезды и советы как лишь фасад для принятия решений иными «начальственными» силами… Соответственно неудавшийся августовский 1991 года путч, с приостановлением ГКЧПистами полновластия советов, строго говоря, и должен называться, как это ни парадоксально, «антисоветским» — против власти действовавших советов.

Пятое. Не стоит оценивать всю нашу сегодняшнюю ситуацию исключительно как следствие именно этих ярких событий 30-летней давности.

В части разрушения единой страны СССР — да, путч и его крах, безусловно, явились решающими событиями, подтолкнувшими буквально бегство республик из СССР, обращаю внимание, еще задолго до Беловежских соглашений.

Во вновь воссозданный (после позорного бездействия в период путча), переформатированный с кооптацией представителей верховных советов союзных республик Верховный Совет СССР не прислали своих представителей прибалтийские республики — еще не трагедия. Но отказались приехать и работать и представители Украины — а это уже был серьезный признак реального распада СССР. Этот распад еще можно было пытаться остановить (а не радостно зафиксировать, что было сделано затем в Беловежской пуще), но после путча и его провала он, очевидно, ускорился.

Иначе — в части нынешнего состояния России, когда власть правит как фактически новый, по-своему тоже карикатурный «ГКЧП», блистательно освященный общероссийским голосованием «на пеньках» за «поправку в Конституцию». Но только уже с совершенно иными целями, абсолютно безыдейный, безудержно алчный и циничный. Без малейшего даже намека на право граждан самим, без искусственных и абсурдных ограничений, выдвигать и избирать тех, кого они сами считают нужным. Без какой-либо возможности для созидательных сил повлиять на социально-экономический курс страны, пресечь нынешнюю тотальную деградацию и запустить механизмы реального развития. Что нас к этому привело?

Здесь главной развилкой был переворот осени 1993-го года, утвердивший в стране власть подзападно ориентированной олигархии и право властей, в обмен на поддержку Запада, сдавать стратегические интересы страны историческому противнику. Под сколь угодно звонкую патриотическую риторику…

Историю надо знать, понимать, не допускать ее конъюнктурной фальсификации. И важно отличать искренних борцов за страну, в том числе по разные стороны баррикад, даже с их ошибками и просчетами, и мародеров, которым будущее страны интересно лишь с точки зрения продолжительности возможного паразитирования на ее останках.